Загрузка ...Глава 5. Цена обвинений
Год 1993-й. Припомните все ужасные вещи, которые вы слышали о Майкле Джексоне в этот период. Вспомните все шутки на вечерних ток-шоу, все грязные слухи, все обвинения и все прозвища. А теперь представьте, каково быть человеком – невинным человеком, – на которого вся эта ненависть, насмешки и отрицательная энергия направлены. Вообразите, какой удар это нанесет даже по самому сильному из людей. Майкл был профессионалом. И хотя его выступления ни разу не пострадали за время этого испытания, сам он пострадал. Он говорил: «У меня толстая кожа, я сильнее их всех», – но нам с Эдди за этой бравадой видна была правда.
Обвинения, которые отец Джорди выдвинул против Майкла, стали для него источником неотступной тревоги. Иногда по вечерам он давал ей выход: «Вы, похоже, не понимаете, – и мы, определенно, не понимали, – меня весь мир считает растлителем детей! Вы не знаете, каково это, когда тебя ложно обвиняют, когда тебя называют “Wacko Jacko”. Изо дня в день я должен подниматься на эту сцену и выступать, притворяясь, будто все отлично. Я выкладываюсь полностью, я даю представление, которое все хотят увидеть, а тем временем моя личность и репутация под непрерывной атакой. Когда я схожу со сцены, люди смотрят на меня так, словно я преступник!»
Думаю, что, сами того не подозревая, мы с братом Эдди обеспечили Майклу поддержку, которая помогла ему продолжать тур так долго, как это было возможно. Особенно Эдди, тогда всего лишь одиннадцатилетний мальчик. Майкл был ответственен за нас. Он не мог рассыпаться на глазах у детей. Он должен был быть сильным – для нас – и это немного помогало ему держаться.
Когда мы прибыли в Мехико, никто, включая самого Майкла, не знал, что этот город станет последней остановкой турне. От душевного ли расстройства на почве обвинений или просто от физической изможденности после стольких концертов, но по ночам Майкл мучился сильнейшими болями. Во время каждого шоу он терял много воды и оказывался на грани обезвоживания, поэтому после нуждался в помощи доктора, а иногда и двух, чтобы восстановиться. Они приходили днем и давали ему питательные вещества и влагу внутривенно. Майкл пил «Ensure» – проитеиново-витаминную добавку, дабы восполнить недостаток веществ. Но после, по вечерам, непосредственно перед тем, как он ложился спать, всегда появлялся еще один врач и давал Майклу что-то, что он называл «лекарством». Я был ребенком. Все, что я знал, это что лекарство доктора помогало ему заснуть. Только позже я узнаю, что это был Демерол.
Впервые Майкл познакомился с рецептурными препаратами, в частности с Демеролом, еще до того, как встретил меня. В 1984 году во время съемок рекламы Pepsi у него загорелись волосы, и он получил ожоги второй и третьей степени на коже головы и теле. Ожоги были чрезвычайно болезненными, и доктора прописали болеутоляющие.
Теперь, находясь в турне и снова испытывая сильные боли, Майкл вернулся к лекарствам. Может быть, он просто следовал указаниям врачей: после шоу уровень его адреналина был так высок, что по-другому он не мог спать. Но как знать, лечение могло быть и его собственной идеей. Как бы там ни было, со временем Майкл начал полагаться на Демерол как на успокоительное после концертов и, вероятно, способ отключаться от чрезмерного стресса, давления и обязательств своей исключительной жизни.
Кто может реалистично представить себе, каково это, быть Майклом? Любящие фанаты визжали вокруг него целый день, а вечерами он выступал по несколько часов как Король Поп-музыки. После, придя домой, он должен был переключаться в реверс и пытаться отдохнуть, чтобы назавтра повторить все с начала. Как невозможно, должно быть, было привести свой организм из перевозбуждения к полному спокойствию сна. Это не естественный распорядок жизни для человека. На такое была способна только машина. Но таково было его расписание изо дня в день. А теперь ко всему этому добавьте сокрушительный вес лживых обвинений в совращении ребенка.
Тогда я не замечал, что Майкл расстроен, изможден или подавлен, но мой отец, периодически присоединявшийся к нам в турне, видел, что он находится под большим стрессом и это физически сказывается на нем. Как мне видится теперь, у Майкла, когда он чувствовал себя на пределе, было только два выхода. Первый – сказать «я больше не могу» и уйти. Но Майкл был перфекционистом. Он не хотел демонстрировать слабость. Он хотел доказать миру, что ни в чем не виновен и достаточно силен, чтобы противостоять обвинениям. Так что уход он даже не рассматривал. Единственной альтернативой было использовать все имеющиеся средства, чтобы как-то вытерпеть это. Майкл не искал кайфа. Ему нужно было двигаться по жизни, несмотря на невыносимые обстоятельства, и он делал это единственным возможным способом.
В то время «лекарство», которое Майкл принимал, чтобы засыпать, никак особенно не сказывалось на нем во время нашего общения. Доктор приходил, после чего Майкл сразу отправлялся в постель. Я понимал, что он принимает медикаменты, чтобы заснуть. Я ничего не знал о рецептурных болеутоляющих. Доктор был рядом, чтобы следить за его здоровьем. Для меня, молодого подростка, мир все еще был простым и черно-белым, и доктора в нем всегда прописывали лекарства с целью лечения пациентов. Я полагал, что мой друг в надежных руках.
Теперь, оглядываясь на ту поездку глазами взрослого, я могу разглядеть пару случаев, когда ежедневный стресс, с которым жил Майкл, и губительные последствия этого стресса проявляли себя.
Один случай произошел, когда Майкл занимался со мной и Эдди школьными заданиями. На первый взгляд, Майкл, казалось, был в порядке. Все было нормально. Потом ни с того ни с сего посреди разговора он произнес нечто очень странное:
– Мама, – сказал он, – я хочу поехать в Диснейленд увидеть Микки-Мауса.
Он напугал меня.
– Эплхэд? Ты что? – в замешательстве спросил я. От звука моего голоса Майкл сразу пришел в себя. Он, казалось, не осознавал, что только что сказал. Когда я повторил ему его фразу, он рассудил:
– Должно быть, это от лекарства. Иногда лекарство на меня так влияет.
Тогда я впервые почувствовал, что он не совсем в порядке. Я забеспокоился и позже спросил об этом врача. Тот сказал, что подобный провал – это нормальный побочный эффект лекарства, которое принимал Майкл, и что волноваться не о чем. Мне было тринадцать. Я поверил доктору. Какие причины у меня были не верить? И только недавно мне пришло в голову, что если в момент помутнения сознания Майкл раскрывал свои глубочайшие откровения, то заключались они в том, что он просто мечтал быть ребенком, которого родители везут в Диснейленд.
Другой эпизод произошел в Сантьяго в бассейне отеля. Мы с Эдди и Майклом отмокали в теплой ванне, должно быть, дурачась и проверяя, как долго можем не дышать под водой. (Почему-то купаться Майкл всегда ходил в пижамных штанах и футболке. Купальных костюмов он не носил.) Вдруг Майкл сказал: «Сейчас я задержу дыхание», – и скользнул под воду. Прошло время. И еще время… Нервничая, я посмотрел на Эдди. Поначалу я видел пузыри, поднимающиеся от носа Майкла. Потом пузыри кончились. Наконец, я не смог больше этого выносить – я нырнул и вытянул Майкла на поверхность.
– Эплхэд, ты в порядке? – спросил я.
Он был в сознании, но как-то немного не в себе.
– Да… Я не знаю, что произошло, – ответил он. – Я, должно быть, заснул.
Может, это прозвучит странно, но, как бы ни показалось со стороны, я почти уверен, что в тот момент он не был на лекарствах. За годы, что я знал его, я научился довольно хорошо различать, когда он был на чем-то, а когда нет, и в ретроспективе мне на самом деле кажется, что в той ситуации Майкл был трезв. Он выглядел потрясенным, как если бы сам не мог поверить в то, что случилось, и все продолжал извиняться и твердить, что не хотел нас напугать. Он знал, что мы зависели от него, и не желал показывать свою уязвимость.
Несмотря на эти инциденты, я считал, что с Майклом все в порядке, до тех пор пока однажды перед концертом в Мехико внезапно не появилась Элизабет Тейлор.
Майкл преклонялся перед некоторыми кинозвездами, и Элизабет была одной из его любимиц. Он чувствовал особенное родство с детьми-звездами – или бывшими детьми-звездами, как Элизабет, – потому что у них было во многом похожее взросление. На самом деле, первую встречу между Майклом и Элизабет Тейлор устроил мой отец. Это случилось, когда Элизабет выдавала одну из своих дочерей замуж и жила в Helmsley Palace одновременно с Майклом. Хотя в тот день Майкл собирался уезжать, он вызвал отца и попросил: «Доминик, пожалуйста, передайте эту записку Элизабет Тейлор. Я бы очень хотел с ней встретиться». С этими словами он вручил отцу записку. Отец надлежащим образом доставил послание звезде, когда та вернулась со свадьбы. Приехав в отель снова два или три месяца спустя, Майкл все спрашивал отца: «Вы отдали письмо Элизабет? Вы уверены, что она его получила?» Он не мог поверить, что она не отреагировала. Месяц спустя она, наконец, позвонила, и при следующей встрече с отцом Майкл счастливо доложил, что они с Элизабет ходили ужинать. Дальнейшая история всем известна. Элизабет была участливой женщиной и относилась к Майклу очень по-матерински. Когда их пути пересекались, они ужинали вместе и оказывали друг другу любезности: она одалживала ему свое шале в Гштаде, он предоставил Неверлэнд для церемонии бракосочетания с ее восьмым и последним мужем Ларри Фортенски.
К моменту ее визита в Мехико Майкл уже считал Элизабет доверенным другом, поэтому, когда она появилась, он поначалу был страшно доволен. Но за кулисами перед началом шоу Элизабет отвела меня и Эдди в сторонку.
– Майклу нужно будет ненадолго уехать, – сказала она нам по секрету. – Он нехорошо себя чувствует, и мы окажем ему помощь. После шоу он сядет в самолет, и мы заберем его в надежное место.
Вот и все. Майкл отправлялся в реабилитационную клинику.
Мы с Эдди провели с Майклом почти два месяца, когда нашим «приключениям Гека Финна» неожиданно пришел конец. Майкл знал, что мы присутствуем в его жизни не сами по себе. К нам прилагались еще родители, брат и сестра. Мы все стали ему семьей в самые тяжелые времена. В нас он нашел людей, которые поддерживали и любили его за его личность, что бы ни говорили о нем другие. Я часто спрашиваю себя, что такого он во мне увидел, и думаю, ответ прост: в моих глазах он чувствовал, что узнан, что в нем видят того, кем он был на самом деле. Он нравился мне за то же, за что нравился себе сам. Он был просто одним из моих лучших друзей.
В тот вечер мы с Эдди смотрели финальный концерт, уже понимая, что все изменилось. Остаток нашего турне отменялся, и от этой мысли было непередаваемо грустно. После шоу мы поехали с Майклом в аэропорт, где его ждал частный самолет. В машине мы попрощались, все втроем заливаясь слезами. Майкл взошел на борт самолета и отправился в Лондон, где должен был лечь в реабилитационную клинику. Никто кроме нас не знал, что он улетел. Когда мы вернулись к отелю, охранник с полотенцем на голове помахал поклонникам и вошел с нами в здание, притворяясь Майклом. В ту ночь мы с Эдди забрались в постель Майкла и почти всю ночь не спали, беседуя. Без него комната казалась странно пустой.
Родители были уже на пути к нам – они планировали очередной раз навестить нас в Мехико. Когда они прибыли, Билл Брей объяснил им, что планы изменились: Майкл отменил оставшуюся часть тура и лег в клинику. Мои мама с папой увидели лишь, что Майклу нехорошо и нужна передышка от непрерывных выступлений. Они не думали о том, что он лег в клинику из-за лекарственной зависимости или что они оставили детей на попечении человека в нетрезвом сознании – мысль, вселяющая ужас в любого родителя. Отношения Майкла с лекарствами, которые со временем станут гораздо более непростыми и заметными, не были в центре их внимания. Во всяком случае, они справедливо доверяли Майклу – он никогда бы не позволил чему-либо отразиться на заботе об их детях.
В последующие годы Майкл объяснит мне, что отмена турне состоялась не из-за лекарственной зависимости. Решение было принято потому, что дальше тур направлялся в Пуэрто-Рико, город на американской земле, а вернись Майкл в тот момент в США, ему грозил бы вполне реальный риск ареста по обвинениям в совращении ребенка. Чтобы избежать ареста, его команде пришлось придумать способ освободить его от окончания тура. Страховое покрытие распространялось на отмену концертов только в одном случае – если Майкл отказывался давать их по состоянию здоровья. Поэтому он сказал миру, что зависим от лекарств. Это было унизительно – еще один серьезный удар по его репутации, – но у него не было иного выхода. Покидать тур при таких унизительных обстоятельствах, должно быть, было мучительно для Майкла. Что же касается меня, то в моем личном маленьком мирке необходимость идти в восьмой класс в Нью-Джерси после полетов в экзотические места и участия в концертном туре одного из известнейших артистов тоже стала грубым возвращением в реальность.
