Фан клуб поклонников Майкла Джексона

Jakko М. Jakszyk (гитарист) “Как Майклу Джексону понравились мои туфли”

В мае 1987 года я оказался в Лос-Анжелесе.  Все время, когда я пребывал там, я был с моим другом Ларри Уильямсом. Ларри не только блестящий саксофонист, но и клавишник высшего качества. Мы впервые встретились в  ’83, когда я делал сольный альбом для Stiff records. Единственное доступное место для записи было в Штатах и единственный, кто мог в этом помочь – Джерри Хи (Jerry Hey) и The Seawind Horns. Для тех, кто не в курсе – здесь была вся секция Quincy Jones productions включая все альбомы Майкла Джексона.

Однажды мы с Ларри договорились встретиться в Westlake Audio в субботу. Я приехал в студию и припарковал автомобиль. Я был весьма удивлен количеству сотрудников безопасности в студии. Обычно это безликие здания, которых не очень беспокоят поклонники. Обычно вы можете ходить здесь без особого беспокойства, но не сегодня. «Ты кто?» – довольно строго встретили меня в приемной. Мне пришлось объяснить, что я являюсь другом Ларри Уильямса и приехал на назначенную им встречу. Через несколько минут Ларри вышел в холл, чтобы встретить меня. Когда мы шли по тускло освещенному коридору в сторону диспетчерской, я смог увидеть высокую, очень худую, и очень бледную фигуру Майкла Джексона. «Майкл, это мой друг из Англии». «О, привет», сказал Майкл своим трендовым фальцетом.  Должен признать, я был немного ошарашен. Не то, чтобы я был огромным поклонником Майкла Джексона, это просто когда вы не могли даже представить, что будете в присутствии самого известной и узнаваемой знаменитости, ну уж тем более, что можете где-либо неожиданно с ним столкнуться.

Он – своего рода музыкальный Говард Хьюз нашего поколения, можно сказать. После нашего краткого введения я следовал за Ларри в диспетчерскую и был далее представлен инженеру Брюсу Свейдену и продюсеру Куинси Джонсу. Поскольку я был другом Ларрии и играл небольшие партии в его альбоме, я получил своего рода престиж и уважение, что на самом деле я не заслуживал. Они, по-видимому, подумали, что я своего рода гений и наивно предположили, что как гитарист с записей Ларри, я должен иметь некое подобное положение в их обществе. Так или иначе, дело в том, что они говорили со мной в очень откровенной и дружественной форме, чего бы они не сделали, если бы я был просто братом Ларри, приехавшим на выходные. Они работали над материалом, который должен был стать альбомом «Bad». Звук заглавной песни, ревущей из крупных мониторов студии, был, разумеется, чертовски внушительным.  «Это кажется удивительным!», сказал я Куинси. «Так и должно быть» – прозвучал весьма разумный ответ. Он продолжал объяснять, что с неограниченным бюджетом и доступом к лучшим музыкантам в мире было бы неправильно, если бы это казалось чем-то иным, кроме внушительного. Для меня было неожиданностью, что он сказал мне: «Вы должны послушать часть из того материала, когда он впервые пришел сюда». Рассказывал о том, как за простым народным ритмом одного барабана последовала напетая вокальная линия. Я счел это довольно откровенным, обнадеживающим. Майкл тихо пробрался в диспетчерскую, поскольку трубачи начали свою работу. Он стоял у стены довольно неподвижно, не считая необычные постукивания ногой. Все, что он говорил, это  редкое: «Ребята, вы великие», какими они, в прочем, и являлись. В течение дня Майкл время от времени вставлял свое мнение, но всегда относился ко всем с большим, почти почтительным уважением. Это было похоже на восторженного ребенка, наблюдающего за поведением своего умного родителя. The Seawind Horns отбарабанили много внушительных звучащих диаграмм, включая очень сложный, быстрый и почти супер человеческий проигрыш в «Speed Demon». После обеда, когда на улице начало темнеть ,и они были полностью погружены в работу, диспетчерская начала заполняться различными членами семьи и друзьями, которые хотели засветиться в компании более известного из доступных на сегодняшний день Джексонов. Первая реакция Джексона была такой, что он захотел выключить свет. Чем больше народу пребывало, тем больше дискомфорта он чувствовал. К концу этой процессии свет едва освещал студию, и теперь он сидел в кресле в задней комнате управления. Вы бы не заметили, что он был там. Посетители, в конце концов, ушли. Майкл со значительным облегчением включил свет и сел в контрольной комнате со всеми остальными. Я просто сидел и читал некоторые технические журналы, когда услышал голос Майкла с нотками голоса Микки Мауса: «Ой, мне очень нравится ваша обувь». На мне была пара смешных заостренных замшевых туфель. Это был 1987 год и, в конце концов, я был в Лос-Анжелесе, а не в местном Пабе. Все же, я не в полной мере осознавал, что, вероятно, самый известный человек в мире начал неофициальную беседу со мной. «Прошу прощения?» – промямлил я. «Я сказал, мне очень нравится ваша обувь». «О… Э…  Благодарю», я чувствовал себя идиотом, но ситуация вскоре должна была ухудшиться. «Как вы, ребята, их называете?» Это было больше, чем мимолетный комментарий, это было фактически беседой. «Как… называем? Мы называем их winkle pickers (сборщики береговой улитки). Они, вероятно, назывались чем-то вроде «Оксфордские замшевые с кожаными вставками туфли экстра -45ого размера, модель 45643», но мой папа назвал бы их winkle pickers, и это первое, что пришло мне в голову. Он прикрыл рот ладонью и начал громко смеяться. Это был странный смех-гогот. Как 11-летний мальчик смеялся бы, если бы его друг только что пукнул в кабинете директора школы. Я немного растерялся, если честно. Я нахожусь в лучшей студии Лос-Анжелеса, с Куинси Джонсом, с некоторыми из самых известных музыкантов и мило беседую с Майклом Джексоном. Он меня спрашивает, как я называю обувь, которой он восхищается, я отвечаю ему и вот он разразился безудержным смехом надо мной. В состоянии паники я внезапно понимаю, что на ребяческом американском сленге winkle – это мужские гениталии. Боже мой! У вас когда-нибудь было такое, что ваш мозг и ваш рот, по какой-то непонятной причине вдруг решают  работать независимо друг от друга? Ваш рот весело говорит одно, когда ваш мозг кричит: «Заткнииись!» Но эти две вещи происходят несвязно, и ты ни черта не можешь с этим сделать. Был момент, когда я нес несвязную чепуху: «Ах, нет… видите ли… э… в Англии… это береговая улитка…  рыбка в оболочке… ее надо выковыривать… булавкой… или чем-то вроде этого…» Представьте, что весь этот странствующий бред сопровождается активной жестикуляцией рук.  Бесполезные движения рук, поскольку я одной рукой пытаюсь имитировать береговую улитку и использовать указательный палец  другой руки в качестве булавки. Наконец мой мозг в конечном счете повторно стыкуется с моим ртом, и остающийся язык прекращает работу. И тишина. Майкл уже не смеется, и вся комната, кажется, смотрит на меня со смесью сочувствия и недоверия.  Я уткнулся в журнал, делая вид, что продолжаю его читать и пытаюсь убедить себя, что никто ничего не заметил. Тишина, казалось, продлилась по меньшей мере 18 месяцев, когда, как по волшебству, Майкл спросил: «Где вы их купили?» «Простите?…» «Ну, эти Winkle pickers, где вы их покупали?» Теперь, после перенесенной паники, я почувствовал себя чрезмерно уверенным. Мне казалось, что это теперь намного больше, чем просто дружелюбная беседа. Я и Майкл были товарищами теперь. На данный момент мы говорим об обуви, но он, вероятно, скоро будет обращаться ко мне за советами в других вопросах, вообразил я себе. «О, где купил… Ну, в Лондоне, в магазине Шелли. Вы знаете Шелли?» «Э… нет». «Но вы же были в Лондоне? Конечно же вы были». «О, да», начал он… Но меня понесло. Заткнись, Майкл, я говорю. Только на этот раз мой рот и мозг объединились против меня. У них свои ноги и педаль акселератора, и их не остановить. Я уже практически готов спросить Майкла, что он делает на Рождество. «Ну, у них есть это крупное отделение на Оксфорд-Стрит. Вы знаете Оксфорд-Стрит не так ли?» «Оксфорд-Стрит, дайте подумать…» «Да, вы помните, вы посещали крупный магазин игрушек. Как же он назывался… Hamleys?» «О, да, Hamleys, правильно». «Он находится на углу Риджент-Стрит и Оксфорд-Стрит». Все в диспетчерской забросили свои дела и стали внимательно слушать мою самоуверенную несущественную чушь. Возможно, они ожидали, что вот-вот я ляпну что-то невероятно глупое. И им не пришлось долго ждать. Я тарахтел: «О, да, вам понравится, у них большое разнообразие стилей». И добавил: «И это не все, Майкл, они невероятно дешевые».